Режисер "Нашої надiї" Володимир Тихий: Глядач думає, що буде сльозлива мутна історія про Надію, але фільм про війну
16.10.2014
На днях режиссер Владимир Тихий, основатель киносообщества "Вавилон 13", образовавшегося в начале событий на Майдане, представил полнометражный фильм "Наша надiя" – про украинскую летчицу из батальона "Айдар" Надежду Савченко.
На афише к фильму – нежная фотография летчицы, в описании – анонс героического эпоса.
Режиссерам "Вавилона", за деятельностью которого украинцы следят уже больше девяти месяцев, такая подача несвойственна, и некоторые поклонники киносообщества уже успели приметить в этом тенденциозность и спекуляцию.
Особенно в период перед выборами в Раду, где Надежда Савченко значится первым номером в списке блока Юлии Тимошенко.
Корреспондент "Украинской правды. Жизнь" поговорила с режиссером фильма о героях войны, политических спекуляциях и роли Тимошенко в фильме "Наша надiя".
– Проекту "Вавилон 13" скоро будет уже год. Ваш съемочный марафон хоть на какое-то время прерывался?
– В принципе не прерывался. Режиссеры "Вавилон 13" постоянно снимают, потому что события не перестают удивлять. Вообще, все думали, что произойдет революция и все закончится, и можно будет приступить к рефлексиям, что можно будет делать большие фильмы, которые будут ездить по фестивалям и приносить славу и успех. Но, как видите, не получается так.
– А то, что задумывалось вами с самого начала, удалось?
– Ну, веб-док удался. В нашем случае события развивались быстрее, чем формулировалась мысль, которая могла оформить то, что мы делаем. Обычно как: человек пишет сценарий, снимает фильм, потом едет с ним на фестиваль. А у нас все происходило буквально на улице.
Насколько проект мог бы получиться другим, невозможно представить. Просто "выстреливали" некоторые вещи, становились популярными. Хотя по сравнению с тем, что делают комментаторы компьютерных игр... Вы знаете, подростки играют и комментируют это, выкладывают в YouTube, и это смотрят миллионы. Там есть даже свои звезды. А то, что делаем мы, по сравнению с этим – тьфу.
Столько успеха и славы у нас никогда не будет, как у этих ребят. Но у нас есть своя аудитория, свой мир.
– Аудитория, кстати, как-то поменялась?
– Несомненно. Постоянно появляются какие-то новые люди в коллективе, которые вносят свой акцент, который "выстреливает". Кроме того, у нас постоянно идет фестивальная деятельность. Многие приглашают показывать сборники наших роликов.
С одной стороны, это не совсем то, что можно показывать в залах, потому что все-таки это кино, которое сделано для интернета. Когда собираешь эти новеллы вместе, получается странное варево. Но, с другой стороны, социальная значимость того, что мы сделали, так велика, что по факту всем "положить" на художественную составляющую. И это круто.
Обычно то, что снималось у нас в Украине и вообще на постсоветском пространстве последние 15 лет, было художественным пижонством. Пытались из себя кого-то представлять, но, по сути, сказать было нечего. А сейчас есть что сказать, и есть кому слушать.
Например, у нашего Юры Грузинова уже сил нет, у него 24 показа в Штатах, бывает по три показа в день. Там не только постсоветская аудитория, но и англоязычные студенты. Люди знают лишь, кто такой Путин и где находится Украина. А нюансов они не знают.
– А почему Америка так заинтересовалась проектом "Вавилон 13"? Вас же, насколько я знаю, начали очень активно приглашать в конце весны.
– В нью-йоркской среде просто есть большой интерес к Украине. Дело в том, что для молодых людей, которые выросли там, украинский – скорее хобби. Есть и пожилые люди, которые до сих пор "в схронах" живут. Масса эмигрантов с Украины. Я туда ездил еще давно, со своими игровыми социальными фильмами ("Украина, гудбай" и "Мудаки. Арабески" – ред.), но тогда их никто не понимал, говорили, что это чернуха.
После событий в Киеве там пробудилась огромная масса людей, которая раньше стеснялась думать о том, что они не то что украинцы, а вообще выходцы с постсоветской территории. Они пытались максимально раствориться и уйти от своего происхождения в американский социум.
И вот когда мы последний раз туда ездили, столкнулись с тем, что молодежь очень нас поддерживает. Они общаются между собой, организовывают такие встречи, украинские фестивали.
– Вы изначально собирали на проект "Вавилон 13" деньги через краудфандинг. А как сейчас? На какие средства существуете?
– Был момент, когда мы заработали каких-то денег, сделав проект для 1+1. Потом сделали кое-что совместно с CNN, потом снимали для "АльДжазиры" футейдж (видеосюжет – ред.), за которые они платят по европейским расценкам. Продать им 10 минут – и можно оплатить аренду оборудования, купить два новых микрофона, оплатить суточные операторам. Ну и, как правило, мы ездим не за свои деньги.
Во время революции было просто: перешел улицу – и ты уже в событиях. А сейчас нужно договариваться с волонтерскими службами.
– Расскажите же, почему вы решили снять фильм о Наде Савченко?
– Не то чтобы решил... Еще в середине лета появилась идея снять фильм про добровольческие батальоны. Потому что это – феноменально. Хотя многие говорят, что это махновщина, что в этом есть что-то низменное. Но я считаю, это совершенно не так. Каких-то настоящих рефлексий по этому поводу не было, а были и есть спекуляции.
– Что вы имеете ввиду под спекуляциями?
– Был такой момент иллюзии, когда случился Майдан, революция достоинства, что у нас будет меньше непроверенной информации в прессе – почему-то у меня было такое ощущение. Мне казалось, что правды будет больше. Но пишущие люди и сейчас все время приукрашают или пытаются не говорить о чем-то, потому что это "не принято", пытаются как-то манипулировать реальностью – а это приводит к ужасным последствиям.
В итоге ты можешь верить только человеку, которого лично знаешь, а к информации в прессе уже нет доверия.
Чем хорошо документальное кино – тебе не надо читать. Ты видишь человека, его лицо, то, как он разговаривает, что он делает в той реальности, в которой это происходит, и ты способен ему верить. Документальное кино о некоей бытовой стороне больше говорит об этой войне, чем сводки и пресс-конференции военных.
Савченко я увидел первый раз на видео, где ее поймали в плен и пытали – и сразу обратил на нее внимание. Проникся. Это первые ожоги войны, ты видишь, как издеваются над людьми, такой садизм... А это только стимулирует к борьбе с российским терроризмом.
Она у меня в голове засела, и я стал следить за тем, что с ней происходит. Начал складываться ее образ. Главная ее драма в том, что она честный человек, который оказался в постсоветской армии, а та ее максимально ломала, делая невозможным то, что она хотела. И по итогу это вылилось в то, что она пошла защищать родину в добровольческий батальон.
Большинство военных же воевать никогда не собирались – а она пошла.
Вот тогда начался момент кристаллизации этой идеи: добровольческие батальоны, которые никогда не учились воевать, но пошли защищать Донбасс, чтобы остановить то, что там происходит. И Савченко, положившая жизнь на то, чтобы летать, но пошла заниматься войной – все это очень интересно.
Главным толчком для создания ленты было то, что до этого мы сделали фестиваль в поддержку украинского режиссера Олега Сенцова. Организатор Аня Паленчук увидела, насколько это хорошо работает, и у нее возникла идея устроить подобную историю с кино про Савченко.
Правда, теперь многие люди подозрительно спрашивают: а вот почему она (Савченко – ред.) пошла в "Батькивщину"? А сколько вам "Батькивщина" заплатила?
– Вот смотрите, Владимир. На каждом шагу висят плакаты с Савченко...
– В том-то и дело, у нас реально с этим проблемы.
– Лозунг тоже такой себе – "Наша надiя" – довольно политтехнологичный. Выглядит так, будто все это сделано под выборы.
– Я вам советую подождать и посмотреть кино, чтобы вы могли по-другому думать.
– Но в ваших интересах, чтобы на это кино люди пошли.
– Так пойдут и после этого люди, и потом будет актуально! Не освободят же всех пленных сейчас, и война не закончится в ближайшее время. Там же львиная доля фильма посвящена даже не Савченко, а добровольческим батальонам, вопросу, почему война возникла. Там Крым и Донбасс с той стороны тоже сняты.
– Тем не менее, вы выбрали образ Савченко как центральный.
– Какой образ? Это она меня выбрала! Что ее выбирать? Берешь и делаешь. А кого мне выбирать? Семенченко? Про Семенченко пускай Артюгина (режиссер проекта "Вавилон 13" – ред.) снимает, которая уже не хочет про него ничего делать.
– Это у вас конкуренция такая, что ли?
– Она просто несколько месяцев снимала батальон "Донбасс", с того момента, когда он только появился. Закончилось это ранеными, которые выжили после Иловайска. Теперь она говорит, что будет делать фильм про "Донбасс", но там не будет никакого Семенченко.
– А что для вас этот фильм про Савченко?
– Это история про войну, хотя это и банально звучит. Там много героев, не только Савченко. Она там появляется пунктирно и вообще является просто некой идеей фильма.
– Она же там фактически не присутствует.
– Присутствует, но в той хронике, которая у нас есть. Мы брали материал у канала 112, Громадського, брали видео с допроса и суда. Также есть видео с мамой, которая показывает фотографии. И еще есть ее голос за кадром в интервью Громадському за неделю до задержания, где она рассказывает про растяжки. Вот и все появления Савченко в фильме.
– Пока что, судя по тому промо, что есть, это выглядит как спекуляция на образе Савченко как на героине войны.
– Нет. Кино посмотрите. Существует определенная история с выборами, где она присутствует практически на каждой улице, к сожалению.
– А почему вы в таком случае не отложили запуск фильма?
– Вот посмотрите – поймете. Когда фильм показали в Ужгороде, собрали посылку комбату батальона "ОУН" Коханивскому. Это работает. Люди приходят, офигевают.
– А что, людям на показах предлагают пожертвовать какие-то средства?
– Нет, есть коробочка на семьи погибших айдаровцев. Это мы уже автоматом делаем, как на адвокатов Сенцова. У нас же бесплатные показы.
– То есть, существует добавочная функция фильма, а вы про нее толком не рассказываете почему-то.
– В Ужгороде было порядка ста человек, их фильм пронял, они вышли на Аню и собрали посылку для батальона, который работает в Песках (возле донецкого аэропорта – ред.).Наш финальный эпизод заканчивается тем, что мы попадаем в реальность войны этой осени.
Это кино чистит мозги. Когда ты слушаешь политиков или читаешь посты в фейсбуке, это одно. А когда смотришь, что там происходит на самом деле, в документальном фильме, это воспринимается на другом уровне. Люди на самом деле не представляют, что там происходит в реальности. И с помощью кино они получают возможность рефлексировать, потому что на уровне новостей это не воспринимается как то, что происходит с тобой, эмоционально не трогает.
Ну вот, убили пятерых айдаровцев, прочитал – и дальше переключаешься на сериальчик. А когда ты видишь этих айдаровцев и ощущаешь, ради чего они это делают, это совсем другое чувство. Через новости ты этого не поймешь.
Когда Вера, сестра Нади, посмотрела фильм, она сказала "спасибо" за то, что мы показали обе стороны. Там все начинается с того, как происходит референдум в Крыму. Откуда у нас началась война.
– То есть не с истории Надежды Савченко?
– Нужно же удивлять зрителей. Зритель тоже думает, что будет слезливая мутня о том, какая Надя замечательная и как нам ее не хватает. Да там ни слова нет про то, что она замечательная и как нам ее не хватает!
– Но воспринимается это именно так. "Наша надiя", вот это все...
– Так переведите на английский язык и поймете, что это не так выглядит. "Надiя" будет переводиться как имя.
– Но мы же не на английском смотрим кино, правда же?.. Кстати, сама Надя знает об этом фильме?
– Да, знает о съемках, потому что мы еще с Воронежа пытаемся все организовать, но безрезультатно, к ней абсолютно нет доступа.
– Так отчего же такая спешка с фильмом?
– Потому что сейчас еще можно помочь этой ситуации.
– Как?
– Как в свое время помогли Сенцову. Вот есть больной, и если его не начать вовремя лечить, он умрет. История с добровольцами начинает постепенно погружаться в обыденность, затирается и становится неактуальной. Люди перестают этим интересоваться.
– Ну, такая ситуация не только с добровольцами, но и с войной в принципе.
– Да, но почему-то некоторые говорят, что зима нам поможет. Кому и как она поможет? Скорее, она усугубит ситуацию.
То, что случилось с добровольческими батальонами, – это некомпетентность людей, которые стоят у руководства страны. И то, что с Крымом случилось, тоже. А добровольческие батальоны все-таки смогли, как-никак, остановить агрессию.
Вы бы видели, как вели себя военные в Балаклаве, когда их захватывали. Этого материала никто не видел, у других журналистов этой записи нет, а наш Дмитро Стародубов убежал(от "самообороны Крыма" – ред.) через забор с записью. Стоит стадо наших баранов, а те ломают забор, стреляют из автоматов, вламываются к ним в часть...
Фото Directory films |
– А что такого сделали добровольческие батальоны?
– Они начали сопротивление, вселили дух в армию, и те тоже стали сопротивляться. Военные стали другую тактику вести. В фильме про это рассказывается тоже.
– С чьей стороны это рассказывается?
– С разных сторон!
– А кто там вообще фигурирует?
– Бойцы батальона "Айдар", которые непосредственно знали Савченко, Коханивский и его бойцы, жители Крыма, ополченцы ДНР, помощник Авакова Антон Геращенко, адвокат Савченко, ее мама и сестра. Еще Юля Тимошенко рассказывает о том, почему именно Надя у нее в списке.
– А почему вы решили взять комментарий у Тимошенко? Это же фильм, а не журналистика.
– Ну это, собственно, про момент, который является этапным. Если бы Надя не попала в плен, она бы не была в списке Тимошенко.
– Почему же?
– Она бы не пошла туда.
– А почему пошла?
– Потому что у нее выбора не было в этой ситуации.
– Выбор всегда есть...
– Чтобы ее история не поросла паутиной, ей надо оставаться на виду общества в Украине.
– Ну, Сенцов-то остается на виду общества, но не вступает ни в какие партии и не возглавляет списки.
– Сенцов другой человек, на самом деле. Он и не пошел в добровольческий батальон.
– Не успел.
– Я просто отлично знаю Сенцова. Он совсем другой человек. А Савченко в какой-то момент решила завязать с армией и заняться добровольческими делами. Назад пути не было.
Плен делает ее политической фигурой, и следующий этап – использовать эту политическую ситуацию.
– Хорошо, но она могла бы использовать ее потом?..
– Зато сейчас она будет депутатом.
– Немного абсурдно, нет?
– Да, но ее история поднимается в этом случае уже на другой дипломатический уровень. Больше резонанса это дает. Абсурдно то, что до сих пор не возбуждено уголовное дело по задержанию Сенцова и Савченко, не ведется никакого следствия, как будто ничего не произошло.
– И все же, это больше похоже на спекуляцию со стороны Тимошенко.
– Я с ней об этом не говорил, общалась ее сестра. Так вот, у Нади был выбор, ей все партии предлагали свои услуги, кроме коммунистов и "Оппозиционного блока". Она выбрала эту партию в силу того, что ей более понятна сама Тимошенко, как ни странно. А второй момент, я спросил Веру: вы же понимаете, что ее используют? На что Вера ответила: все друг друга используют. Такая политическая игра.
– А Тимошенко не может использовать ваш фильм, например?
– Не может. Ну, посмотрите фильм. Мы специально держим копию, чтобы никто не подставил свой бренд и не сделал нарезку.
– Так вот, опять: зачем спешить?
– Вот вы заинтересовались этим фильмом еще по ряду других причин, понимаете. Когда мы сделали кино про Межигорье, первые пару месяцев это было уныло: приходит каких-то три сморщенных местных афериста, и непонятно, зачем мы собрались.
Когда об этом кино узнали наверху и началась попытка травить – тогда появился интерес. Дорога ложка к обеду. Мы живем в мире, где момент коммуникации важнее того, что ты делаешь.
Потому "Вавилон 13" и интересен. Был. Потому как что-то случилось, а завтра мы уже это показываем.
– Почему вы говорите "был"?
– Потому что сейчас ситуация несколько иная. Мы не можем показать, как вчера штурмовали аэропорт, потому что туда добираться долго. Показываем только где-то через две недели. Специфика ситуации стала влиять на то, что мы делаем.
Другой момент – на Майдане была безумная открытость людей, от них исходила энергия. А на востоке сложнее, потому что люди закрыты, у них другое состояние на войне. К нему нужно привыкнуть. Вот, Стародубов приехал в батальон "Донбасс" и первый день просто с ними окопы копал. Только потом они стали по-другому на него смотреть.
– Так почему же люди должны пойти в кинотеатр на ваш фильм?
– Они идут не столько в кинотеатр, сколько на встречу с творческой группой. У нас нет прокатки, мы не можем кинотеатры себе позволить. Просто наши ребята постоянно ездят и общаются со зрителями.
Вы же живете в этой стране и должны представлять, что здесь происходит. А вы не представляете, и это вам очень больно отзовется. Это произойдет неожиданно и травматично, морально так точно.
У нас страна, несмотря на то, что начинает взрослеть, безумно инфантильная. Люди не хотят отвечать ни за себя, ни за то, что происходит вокруг них. Проявления осознанности редки. Революция стала неожиданным актом. А война является определенным воспитательным моментом для общества.
Тем не менее, люди по-прежнему приходят из принципа – "посмотреть, какую им лапшу будут на уши вешать".
– Думаете, они из таких соображений идут на "Надiю"?
– Да, я реально это вижу в людях. Их недоверие толкает. Понятно, что есть люди, которые знают лично меня, и поэтому приходят.
– А вы не боитесь, что когда история с Савченко закончится, вы в ней разочаруетесь?
– Так я в ней и не очаровывался! Это же документальный фильм. У меня времени нет очаровываться, я этот образ не вынашиваю. То, как сделан этот фильм, не позволяет мне конструировать этот образ.
– Да, вы даете образ, который сложили СМИ.
– Мы даем ту реальность, которая зафиксирована на данный момент. Мы записали безумное количество рассказов о ней – от мамы, отсестры и остальных. Мы пытаемся поступить с ней максимально тактично.
– А на фестиваль вы бы этот фильм отправили?
– Конечно! Мы его и делали, чтобы отправить на фестиваль. Это ведь кино о том, почемулюди воюют. О том, почему на нашу землю пришли люди с автоматами. Почему свихнувшиеся люди решили поиграть в военных.
Это главная задача фильма. Поэтому – "Наша надiя".