Сергій Буковський: Я не згоден, що документальне кіно співіснує із телебаченням
08.02.2017
Кінорежисер Сергій Буковський про сучасне документальне кіно, його взаємини із телебаченням, молодих документалістів і викладацьку діяльність.
Наталя Влащенко, 112.ua
Наталя Влащенко: Сегодня в гостях у нас режиссер документального кино Сергей Буковский. Здравствуйте.
Критики говорят, что украинское документальное кино знают на Западе, но подчеркивают, что украинские режиссеры чрезмерно используют политическую риторику и прибегают к упрощениям, что они просто создают красивые агитки.
Что вы можете сказать по этому поводу, и согласны ли вы с этим?
Сергій Буковський: Это сложный и дискуссионный вопрос.
Я был сейчас в Лейпциге на международном фестивале документального кино. Я представлял там нашу картину "Главная роль", которая была в главном конкурсе. Вообще у зрителя к документальному кино несколько потребительское отношение. Люди хотят увидеть, что происходит в мире – их волнуют сенсации, герои, невероятные истории. Даже когда мы обсуждаем кино, никто не обсуждает, как этот фильм сделан – все обсуждают проблему, которую так или иначе этот фильм поднимает. Все уходят вглубь проблемы, о которой идет речь.
Сергей Лозница привез на фестиваль картину "Аустерлиц", и она даже победила, но там вообще никакой аналитики. Она сделана по тому же принципу, по которому сделан фильм "Майдан". 90 минут он снимает людей, которые ходят по концлагерю "Аушвиц", фотографируются на фоне газовых камер – такой поток жизни. Я не люблю такое кино, когда камера отстранена от режиссера – она как бы независимо смотрит на все это. Мне скучно на такое смотреть – я все понял через десять минут. Да, у нас были события, Майдан был эпицентром всех событий, поэтому все документалисты по этому поводу высказались – среди этих фильмов были хорошие, очень неплохие картины.
Документальное кино очень тесно связано с телевидением. Люди, которые годами привыкли смотреть канал Discovery, ищут сенсаций и не ищут раздумий и философских картин. Возможно, это новый тренд, который уже навсегда определяет будущее документального кино?
Я думаю, что будущее документального кино (если можно говорить о будущем применительно к документальному кино, потому что все, так или иначе, уходит сегодня в интернет, и все рано или поздно туда перекочует) – это человек, его мир. Человек – это бесконечность, его познать невозможно.
То, что делает мировое документальное кино, – это сенсация, невероятная история, на фоне невероятных мест и событий.
Применительно к нашим, украинским реалиям, я не согласен, что документальное сосуществует с телевидением – документальное кино, хорошее, здесь не показывается. То, что показывают, это не документальное кино, а телевизионная журналистика. Пауза, размышления, рефлексия как таковая на телевидении недопустима.
Сейчас документальное кино все чаще становится инструментом для манипуляций: проповеднические истории, банковские истории – это тоже журналистика?
Я такое кино не смотрю. Из моих недавних впечатлений, хороших, это фильм, который победил в Берлине, "Море в огне". Это 90-минутная картина об острове Лампедуза, как живут обычные простые люди, а рядом умирают тысячи беженцев, которые пытаются приплыть к этому острову спасения. А этим рыбакам глубоко пофиг, что там происходит – но они не виноваты, они бедно живут. Так устроен этот мир. Это невероятно эмоциональная картина.
Вы говорите, что вы предпочитаете для работы настоящее. А мне кажется, что когда ты немного отъезжаешь по времени от того, что происходило – то по-другому, объективней начинаешь это видеть.
Я делал разные картины – я начал работать в документальном кино давно, во время горбачевской перестройки. Мы тогда были очень увлечены, но я не снимал кино о прошлых реалиях, а делал его о тогдашней жизни. Нас это очень увлекало. Потом был телевизионный период, в который я сделал три картины: о Второй мировой войне, о Холокосте в Украине и о Голодоморе. Это о прошлом, и потом мне это все надоело, и я решил делать кино о сегодняшней жизни. Моя локация и мой герой – моя квартира и моя мама.
А как возникла идея снять фильм о маме? Это про что?
Это память, это о сложных наших отношениях, это ревность – почему мама любила папу больше, чем меня? В результате получилась очень лирическая трагикомедия.
Почему об украинской элите никогда не снимали нормального, человеческого документального кино? Ни об одном президенте, например?
Они на это не пойдут никогда. Они закрытые люди. А потом, если по-честному, я не уверен, взялся бы я за такую тему. Они все, как правило, крайне скучные люди. Малоинтересные.
А зритель готов к картинам с открытыми "окнами, дверями", к картинам с особой степенью откровенности?
Готов, и людям это интересно. Мне лично не интересно.
Речь идет о естественности и свободе.
А у нас есть свободные политики? Прежде всего, у нас политики – очень несвободные люди. Когда общество будет к этому готово, тогда и они будут к этому готовы.
Как меняют суть дела новые технологии?
Меняют и существенным образом. Сегодня любой человек, который берет айфон, думает, что он сам себе режиссер и фотограф. Это ошибка, конечно, потому что отсутствует глубина и понимание. Но это упрощает дело, безусловно. Сейчас вся твоя студия – небольшой портфель, а раньше выезжал огромный автобус с приборами, камерами.
Вам это помогает?
В каком-то смысле – да. Видимо, мне помогает, потому что я пытаюсь относиться к хронометражу как к хронометражу пленки. К этому надо относиться, как к пленке KODAK, которая стоит очень дорого.
А есть разница между пленкой и цифрой вообще?
Нет, но я люблю пленку больше. Визуально она другая. Но по большому счету это никакой роли сегодня не играет – на чем ты снимаешь. Главное, чтоб у тебя были мысли в голове, и вопрос: "Зачем я это делаю?" А то, мы очень много сегодня снимаем просто так – по приколу. И кино делаем, чтоб приколоться.
Зачем вам своя мастерская, студенты?
Это желание передать небольшой тот опыт, которым ты обладаешь, потому что в свое время были люди, которые нам его передавали. Это передается из рук в руки. Я считаю, что режиссуре научить невозможно. Можно научиться, но научить… это интересно, это живое общение. Я очень боюсь, когда иду к ним на занятия, потому что они очень взыскательны, требовательны.
Как человека в документальном кино заставить быть свободным, естественным и забыть о камере?
Если тебе это интересно, искренне, то человек пойдет на это. И он будет открыт перед тобой. И второе – терпение. Документальное кино – это очень кропотливое занятие. Его нельзя снимать с колес, как снимают новости. У новостей другие задачи: прибежал, снял – вечером в эфире. Документальное кино, хорошее, должно идти после новостей.
Где в документальном кино грань – когда вы снимаете, предварительно поработав, поговорив с героем, или…
Грань очень размыта. У каждого режиссера она своя – что ты можешь делать, а что нет. Но правда то, во что поверил зритель. Если это образ, если это работает – то ради бога.
А постановочные трюки?
Я не занимаюсь постановочными трюками, но иногда провоцирую героев. Я, безусловно, знаю, как манипулировать человеком, как получить то, что я хочу.
Сейчас у нас много снимают сериалов. Я начала смотреть сериал "Молодой папа", про Ватикан – мне очень понравилось.
Я вас поздравляю. Я смотрел, мне очень понравился. Но у нас такое не снимут никогда. Там очень хороший режиссер. Это высочайший уровень профессионализма. Дело не в огромных бюджетах – это высочайший уровень режиссера. Я смотрю "Карточный домик", "Родину (Homeland)", " Молодого папу" и другие фильмы. Я не говорю, что я презираю украинское кино, но это так, увы, провинциально, по-хуторянски, что зачем тратить свое жизненное пространство?
Насколько возможно сегодня снимать хорошее документальное кино в союзе с телеканалами?
С теми, существующими на сегодняшний день, телеканалами, это априори невозможно. Каждый телевизионный менеджер и продюсер пошлет вас на три буквы, и вы мирно разойдетесь, послав друг друга. И каждый будет по-своему прав. Телевизионным менеджерам нужно быстро зарабатывать деньги – быстро и сейчас. Документальное кино – это для 2% народонаселения. Если в стране когда-нибудь появится общественное телевидение, когда у нас будет построено гражданское общество, то вот там, может быть, будет возможность сделать документальное кино.
Есть ли в документалистике какая-то преемственность? Есть ли подобие школ?
Есть. У меня много друзей и коллег, которые инициировали много лет фестиваль Docudays, фильмы по правам человека, который ежегодно проходит в Киеве, и это такая арт-платформа. Вокруг возникает много молодых ребят, которые выучили языки, которые ездят по миру, которые знают, как работать с фондами, с разными продюсерами, и какой-то процесс, все-таки, в стране происходит. Я очень верю, что это уже другое поколение людей, которое будет интегрировать в нормальный современный медиа европейский процесс и находить там поддержку.
А процесс дешевеет?
Процесс с одной стороны дорожает, с другой – дешевеет. Везде очень сложно находить на культуру, кинематограф, документальный в том числе, какие-то деньги, с каждым годом все сложнее и сложнее. Мы не уникальны в этом смысле.
А о чем люди хотят смотреть?
Люди хотят смотреть разное. Есть подготовленный зритель, который хочет смотреть интеллектуальное, умное кино, но его очень мало. Везде мало. А народ хочет развлечений.
Что бы вы порекомендовали посмотреть из документального кино последних лет?
Не все можно увидеть в интернете. Но в марте будет фестиваль Docudays, команда которого ездит по всем лучшим мировым фестивалям, собирает очень хорошие фильмы. И то, что будет показано в рамках фестиваля – это лучшее, что сделано в документальном кино в Европе.
Спасибо большое.
Наталя Влащенко, 112.ua, 4 лютого 2017 року