Сергій Буковський: «Я хочу знімати сьогоднішнє життя»
02.08.2015
Сергій Буковський, головний представник українського документального кіно, міркує про зв'язок риболовлі та документалістики, розповідає про Славу Вакарчука як керівника «Океана Ельзи» і розвіює ілюзії про наше кіновиробництво.
Павло Щур, Анастасія Василишина, TheNorDar
Одесский международный кинофестиваль уже шестой раз собирает украинские сливки всех жанров и направлений, показывая наиболее стоящие работы не только нашего рынка. Среди авторитетнейшего жюри в этот раз оказался Сергей Буковский, обладатель Национальной премии имени Тараса Шевченко. В главном «недоразумении» фестиваля, присуждении Золотого Дюка картине «Песня Песней», которую сообщество кинокритиков даже не рассматривало в качестве вероятной на победу, Сергей Анатольевич выступил дипломатом, сказав, что не против этого фильма, но голосовал за другой. Именно о дипломатичности и умении договариваться с заказчиком мы и говорили за столиком на террасе кинотеатра «Родина» в Одессе, между нескончаемыми показами фестивальных картин. Сергей Анатольевич был со своей женой, которая сидела в паре метров от нас. Перед разговором заметил на левой руке перебинтованный большой палец: «А это сосед пилил дерево бензопилой, я ему помогал, и мне досталось по пальцу, но все заживет». Нашему кино тоже пока только достается, да так, что приходится перебинтовывать и надеяться, что тоже заживет.
- С 2002 года вы снимаете кино об украинском прошлом, подталкивая зрителя к переоценке событий того времени. Есть ли желание попробовать говорить о перспективах Украины?
Снимать о перспективах, не знаю, мне хочется снимать жизнь сегодняшнюю. Вот, например, мой последний фильм об Океане Эльзы как раз об этом, все о жизни в наши дни, о ее событиях. Меня, честно говоря, историческое кино утомило, надоело наводить фокус на фотографии. Поэтому с удовольствием увлекся репетиционным процессом ребят, окунулся с головой. Снимали буквально все, что происходило вокруг подготовки к концерту, саунд-чеки, разговоры, сборы, все. Я думал, рок-музыканты это пофигисты, а оказалось, наоборот, невероятные перфекционисты, может это только Океан Эльзы такие, не знаю, но они крайне требовательны и скрупулезны в работе. Слава Вакарчук, как начальник, очень кропотливый и жесткий. Это все вошло в фильм.
- Вы много работали с архивами. Что тронуло из них больше всего, какая история?
Будучи в Вашингтоне в музее Холокоста, однажды увидел отрывок как кормят военнопленных. Это был 41-ый год, начало войны, судя по времени август. Показывали, что-то вроде яра-котлована, где находились люди. Немцы разрешили местным жителям поделиться едой с пленными и те бросали им сырую картошку. Люди в яме от голода дрались за еду как звери в зоопарке. Впечатление было неимоверное, в результате этот кадр стал главным символом того времени в моем фильме. А так, хроники по Голодомору, как таковой, не существует. Есть только небольшая фотосессия австрийского фотографа, который тогда был в Харькове и фиксировал происходящее, это единственное от чего можно отталкиваться в работе. В своих фильмах о Голодоморе использовал обратную хронику – пропагандистскую, показывающую то время как замечательное, что у нас все было хорошо. Пропаганду нашли, кстати, в России. В Украине в 33-ем году сняли только один фильм о шахтере Изотове. Голодомор не снимали, тема была табуирована. Мой принцип в работе: хронику не эксплуатировать, это не материал для перекрытия дикторского текста. Работаю с ней всегда аккуратно, стараясь распознать, увидеть эмоции и показать их. В фильме о Холокосте «Назови свое имя» у нас вообще только один кадр хроники, тот самый, который увидел в музее Вашингтона. Мы его потом нашли в частной хронике в архиве Бундестага. Что касается наших архивов, то у нас с ними беда. В единственном в Киеве, начиная с 95-го года, ничего не пополняется, никто ничего не снимает, никто этим не занимается.
- Видите ли изменения в нашем кинопроизводстве сегодня, что можете сказать о документальных работах связанных с Майданом?
Больших изменений не вижу. Появилась некая иллюзия доступности, потому что изменились технологии, сегодня любой, кто захочет, может идти и снимать что угодно. Но это далеко не всегда дает глубину измерения. Иллюзию, что ты все можешь, что режиссер — да, дает. Только чаще всего такое«прямое кино» получается поверхностным. Мы, как представители олдскула, к кадру относимся по-другому, для нас это носитель информации, содержательная часть, а не только эстетика. При этом я не негативно отношусь к прямым съемкам, это здорово и так тоже нужно, именно таким образом фиксировался Майдан, что позволило увидеть его полноценно, с разных сторон, он сохранился благодаря этому. Возьмите хотя бы фильм «Все горит», это же потрясающий документ времени. Кино меняется вместе с технологиями и это нормально, но не стоит перечеркивать принципы прошлого. Посмотрите на примеры работ Дзига Вертова, все делалось вручную и какое у него изображение без компьютеров и прочего, оно живет, его показывают и будут показывать.
- На вас оказывали когда-нибудь давление из-за того, чем вы занимаетесь. Просил ли заказчик менять что-то под себя?
По большому счету нет. Только вот с каждым годом мне становится все сложнее сдавать свои фильмы продюсерам, договариваться с заказчиками. Порой это становится так невыносимо, что перестаешь получать удовольствие от самого процесса создания кино. Это же страшнее всего, когда в работе тебя перестают понимать. Например, бывает, слышу выражение «не цепляет», хочется сразу возразить – ну, ребята, это же не развлечение, это кино, это документальное кино. Были в свое время сложности со сдачей фильма «Назови свое имя», но, поскольку это были американцы, мы нашли общий язык, а с нашими иногда приходится договариваться используя переводчик. Мы тогда объяснили, отстояли свое видение, просто у них есть свое представление этой темы, свои клише, но нас поняли и согласились. В нашей профессии это часть работы – доказывать и договариваться с людьми.
- Ваши картины поднимают серьезные темы. Как вы расслабляетесь после работы, что смотрите?
Мы с женой смотрим много разного кино, как документального, так и игрового. Так же стараюсь бывать на фестивалях, смотреть многое там, вот недавно был на Шеффилдском фестивале документального кино. Надо знать и понимать мировой контекст, что происходит, куда все движется, и для этого нужно оставаться в потоке всегда.
- Какие жанры любимые?
У меня нет любимых жанров, я люблю «наблюдательное кино», когда описывается все день за днем, когда сценарием является жизнь человека. Мне не нравятся работы, которые снимаются наскоком. Люблю фильмы, над которыми долго трудятся. В Шеффилде, например, в среднем картина снимается три-четыре года, это показатель качества. Я люблю кино, которое можно рассматривать, погружаться в него, которое затягивает. И не люблю слабые журналистские работы. Есть, конечно, хорошее журналистское кино, но это скорее исключение, чем правило.
- Есть ли что-то такое, чему пытались научиться, не смогли, но все еще думаете об этом?
Я предпринимал несколько попыток научиться монтировать, потому что техническая сторона этого процесса крайне важна в сегодняшнем мире. Я говорю не о линейном монтаже, а о тонкостях программного монтажа, это далеко непростая процедура, она крайне сложна. Реалии таковы, что в Европе уже даже появилась новая профессия– виджей. Документалисты там все больше становятся похожими на виджеев, людей, которые одновременно могут снимать, работать со звуком и монтировать. Это экономически выгодно и востребовано, по этому пути развивается документалистика в Европе сегодня. Такие люди мобильны и независимы.
- Что дается вам легче всего в жизни?
Рыбалка. Рыбалка как и документалистика строится на созерцании. Для меня это определяющее умение в работе.
- Каким образом создаете сценарии: сначала видите картинку и от нее идете к тексту или наоборот?
Бывает по-разному, но я за «живое кино», за импровизацию. Замысел, конечно, должен быть, и прежде, чем что-то снимать, стоит сформулировать минимальный текст, хотя бы для того, чтобы донести идею продюсеру. Я не стараюсь вгонять жизнь в свой замысел, сама жизнь богаче и интересней. Просто внутри должен быть компас, а в голове включенный GPS, иначе можно заблудиться в собственном лесу. При этом, я за неожиданные повороты, за везение. Я считаю, что в кино должно повезти, если ты настойчив, то у тебя должно получиться. Иногда достаточно словить один-два эпизода, и от них строить весь фильм. И у меня есть уверенность, что в работе документалиста так будет всегда.
- Главное событие в вашей жизни?
Пока ничего такого не было, все впереди.
- Ваш любимый город?
Нью-Йорк.
- На чем ездите?
Subaru Forester. Начинал с Таврии, но на 14.000 она сломалась.
- Каков ваш личный прожиточный минимум?
Весьма скромный. Трудно сейчас подсчитать, но как-то все заработки уходят на свет, на газ, на бензин и на унитаз, на поддержание жизни.
- Чего вы стремитесь достичь?
Спокойствия, гармонии с самим собой и с миром.
Павло Щур, Анастасія Василишина, TheNorDar, 30 липня 2015 року