Інтернет-незалежність: Юрій Грицина, режисер «Varta1, Львів, Украі?на»
25.04.2015
Інтерв'ю Станіслава Бітюцького, Cineticle, із режисером Юрієм Грициною про його роботу «Varta1, Львів, Україна», один із найсміливіших арт-фільмів, знятих в Україні останнім часом, досвід документального кіно та сінефільске минуле.
Стрічку можна подивитися на каналі режисера в Youtube.
***
«Varta1, Львів, Україна» рассказывает о событиях зимы 2014 года в Украине, не показывая их, но говоря о них куда больше десятков документалок или телерепортажей на данную тему. Идея фильма на первый взгляд довольно проста – снять Львов год спустя, совместив отстраненное изображение с разговорами добровольцев, патрулирующих город той страшной зимой. Тогда во Львове милиция практически сложила с себя все полномочия, а люди, чтобы избежать уличного беспредела, объединились в автопатрули под названием «Варта». Несколько дней они следили за порядком в городе, который будто застыл в ожидании: перемен, новостей из Киева, свержения старой власти.
Однако за подобной простотой скрыто куда больше, чем кажется на первый взгляд. Во-первых, все изображение здесь снято с помощью старой VHS-камеры. И это тот редкий случай, когда VHS оказывается не просто данью ретро, а важным визуальным приемом. Дрожащий кадр, который вот-вот может распасться на части, приглушенные цвета, будто затертые временем – все становится важным символом того странного исторического момента, где борьба за свою свободу балансировала с выплеском гнева, накапливаемого годами. И где существование завтрашнего дня превратилось в страшное противостояние разочаровавшего прошлого и неопределенного будущего.
В своем фильме Юрий Грыцына показывает Львов, не следуя по туристическим маршрутам, а путешествуя по тем местам, которые вы вряд ли посетите, оказавшись здесь. Таким же образом и сам фильм показывает или, вернее, рассказывает о скрытой стороне событий революции. Крис Маркер однажды сказал, что реальность еще никогда так не нуждалась в том, чтобы ее вообразили. Грыцына – синефил, и он знает это как нельзя лучше. Он прекрасно понимает, что воображение – одна из самых действенных, но вместе с тем и недооцененных вещей в кино. Именно поэтому изображение в «Varta1» скорее наталкивает на какие-то мысли, но старается не мешать вашему личному опыту.
За сюжет же полностью отвечает звуковое сопровождение. Грыцына монтирует разговоры патруля «Варта». Вначале это обычные переговоры по рации, которые вводят в курс дела: вот патрульные замечают подозрительное авто, вот видят подозрительных людей с битами, которые оказываются, скорее всего, местной самообороной. Мы слышим описание событий, видя на экране расплывающееся изображение пустынных улиц. В результате, после неспешного вступления, мы как зрители оказываемся немного дезориентированы. Нам нужно действие и наше воображение еще не способно дать его в полной мере. Именно в этот момент и появляется ключевая сюжетная линия – поимка лихача на «Порше Кайене». Так медитативная документалка неожиданно оборачивается залихватским экшен-фильмом: с погоней, поимкой, сопротивлением и борьбой между гневом и трезвостью рассудка. И все исключительно за счет звука.
Но помимо смелой формы, отсылающей одновременно к Беннингу, Кучару или Родригешу и да Мате с их «Макао», «Varta1» – кажется уникальным опытом благодаря своей универсальности и подходу к кино. Это не просто фильм на майдановскую тематику, это прежде всего рассуждение о природе революции, власти и самого кино. То есть едва ли не первый пример открытого украинского политического и экспериментального фильма, где режиссер – уже не очередной передатчик реальности, а скорее антрополог, исследователь и даже историк.
Станислав Битюцкий
***
Расскажи о себе. Я знаю, что ты родом из Львова, сейчас живешь в Берлине…
Я родом из самого большого львовского спального района Сыхов, про который в городе и вне города не принято вспоминать, как о явлении советском и, в целом, ужасном. Как говорил мой друг: «Все, что не центр – это Сыхов». У меня возникло нечто вроде ghetto mentality, но я выступал не за свой район, а за все забытые территории вместе взятые, за все окрестности и непонятные местности, индустриальные и постиндустриальные, общественные и промежуточные.
В конце школы я увлекся фотографией и начал бессистемно прогуливаться этими пространствами. За пять лет учебы в университете сделал тысячи фотографий на цифровую мыльницу. Потом поступил в университет в Берлине и теперь живу там. Казалось бы, стоит продолжить занятие фотографией, но Берлин не настолько поддается, его пространства и люди совсем другие.
Кроме того, ты – синефил. На одном из сайтов я видел подборки твоих любимых фильмов – и это впечатляет.
Синефилия возникла одновременно с подключением к DSL Интернету в начале 2007 и регистрацией на торрент-трекере Karagarga. Этот сайт сделал для развития синефилии в мире намного больше, чем любые другие институции. Поэтому кино у меня всегда ассоциировалось с файлами, компьютером. Я могу сосчитать на пальцах те разы, когда бывал в кинотеатре. А в последние пару лет кино вообще смотрел преимущественно на айфоне, выкраивая время между работой и учебой. Это может показаться ужасным и бесчеловечным. Кино – важная часть моей жизни, но я не могу избавиться от чувства, что оно вырывает тебя из жизни, похищает твое время. Но его хочется видеть как можно больше: это и стремление к поглощению, консюмеризм, но и стремление к каталогизации, созданию архива. Не покидает ощущение, что когда-нибудь все это закончится, каналы распространения фильмов засохнут, энтузиазм у людей пропадет и ничего не останется. Поэтому нужно успеть захватить все. За семь лет стажа на Карагарге я успел сменить несколько аккаунтов, всегда воровал ratio, накручивал рейтинг разными программами, выкачивал все терабайтами. Недавно администраторы наконец-то заметили это и забанили все аккаунты и даже IP-адрес. Думаю это хороший момент, чтобы перейти от поглощения к осмыслению и творчеству.
Кадр из фильма «Varta1, Львів, Україна»
Откуда ты узнавал обо всех этих фильмах?
Ужасно интересно открывать кино, которое тебе посоветовал кто-то. Когда ощущения совпадают, этот кто-то моментально становится другом, и ты доверяешь ему во всем. Я уверен, что наш подбор важных фильмов многое говорит о нас другим, это такая форма общения. Это очень важно.
Для меня в начале пути таким человеком была Инна Кушнарева, которая писала в то время в ЖЖ под ником fosca. Потом уже были Кристоф Хубер из Венской Синематеки, Лукас Фьорстер из берлинской группировки Canine Condition, Доминик Граф и другие.
Мои пристрастия лежат в сфере экспериментальной документалистики и антропологии, но я обожаю заплывать и на другие территории. В моем пантеоне абсолютно равноправны Харун Фароки и Петер Нестлер. Конечно же, Штрауб и Юйе. Патрик Килер. Лес Бланк. Ван Бин. Томас Хайзе. Йохан ван дер Кёкен. Жан Руш. И очень много малоизвестных режиссеров, которые, тем не менее, настоящие бронебойные «термиты», как сказал бы Манни Фарбер.
«Varta1» – это ведь не первый твой опыт съемок? Расскажи о том, что было до этого.
В 2009 году во Львове появилось сильное лобби по регенерации города, превращению его в туристическую столицу. Это была некая смесь урбанистических планов, культурного менеджмента и воспитания местного населения. Проще всего это было бы описать словами «неолиберализм» и «гентрификация», что было бы только половиной правды, поскольку в этом всем было очень много местных особенностей. Я стал следить за этим новым языком промо-документов, сделал даже сайт syhiv.com, который теперь уже не работает. Моя магистерская работа была посвящена конкретной поэзии Хаймрада Бекера, который исследовал язык нацистских документов, создавая из них тексты, которые сами комментировали себя и свою логику. Монтаж был достаточным комментарием.
На каком-то этапе захотелось сопоставить реальный мир и мир запланированный. Я одолжил цифровую камеру и штатив, и в соавторстве с Леной Гуменюк за пару дней отснял серию сцен для часового фильма, который мы смонтировали за день (речь идет о фильме «Мова і Світ» – прим. Cineticle). Формально это выглядело довольно строго: статический кадр, никакого зума и тревеллинга, сцена – текст – сцена – текст. Одно должно было комментировать другое, не всегда прямо, но всегда субверсивно. В целом такая форма была продиктована моим фотографическим опытом. Это было проще всего и казалось важным. Именно простота вызывала основное отторжение у зрителей: «Да такое может сделать каждый!». Но ведь именно это я и хочу сказать. Антропологическая документалистика должна быть доступна каждому и каждый должен ею заниматься. Потому что каждый имеет доступ к определенному уникальному опыту и уникальной среде. Вот ее и надо фиксировать, используя самые простые технические средства, без опаски не соответствовать неким критериям. Кино должно быть резким, быстрым, непредсказуемым.
Фильм был на Youtube, потом его показали на фестивале «КиноЛев» на День Независимости 2013 года для 30 людей. Наблюдения показали, что кино можно было воспринимать и как критику города, и как некую агитацию за скорейшие преобразования жизни Львова. Именно этот момент амбивалентности показался мне наиболее важным. Не люблю, когда фильм навязывает свои мысли.
Видео на трэк от американского дроун-проекта Emeralds вряд ли можно считать официальной частью фильмографии, так как трэк я взял без спроса, сделал, по сути, фанатское видео. Но, в то же время, это моя самая любимая работа, она говорит про мой Львов все, что я хотел сказать и запомнить.
В Cineticle мы много говорили о том, что лучшим фильмом о Майдане может быть только фильм, не показывающий Майдан. И «Varta1» – яркий пример этого утверждения. Как вообще появилась идея фильма? В какой момент ты понял, что нужно использовать VHS?
В последние дни Майдана я был в Берлине и, как и многие, в коматозном состоянии зависал в интернете. Тогда же я и наткнулся на Youtube-стримы переговоров по рациям, созданные с целью разгрузить Zello-канал, который слушало очень много людей. Эти записи до сих пор висят в интернете.
Меня поразил этот момент безвластия (или вневластия), когда от старой власти мало что осталось, но она еще формально есть, а новая о себе еще не заявила. Поэтому все вдруг оказываются «новыми» и все импровизируют, и никто ни в чем не уверен. Это уникальный опыт, сравнимый с падением Берлинской стены, опыт, возможно, более важный, чем сам Майдан, когда линии фронта были четко очерчены.
В детстве в российских новостях я видел много записей с солдатами, взятыми в плен во время Первой чеченской кампании. Не знаю почему, но это очень сильно повлияло на меня. В 2013 я пересмотрел практически все видеозаписи и аматорские документальные фильмы про войну в Чечне, из того что можно было найти в интернете. VHS плотно склеилось с ощущением кризиса, войны, растерянности.
Кроме того, это чисто практический вопрос. Фильм, снятый на VHS, обошелся в несколько сотен гривен. Альтернативой было купить камеру за 700 евро. Выбор был очевиден.
Фильм, который я очень часто вспоминал при сьемке – «С Востока» Шанталь Акерман, наиболее мощная и опустошающая работа про постсоветское пространство. Долгое время он был доступен только в VHS-качестве, и эта синяя серость вечерних сумерек просто впиталась в меня навсегда. Для зимы я не мог представить ничего другого. Знаю, что Годар сказал про фильм Акерман, что так бедность снимать нельзя. А я считаю, что «Прощание с языком» в 2014 ничего не говорит нам о нас.
Ты умышленно избегал узнаваемых туристических мест?
Скорее я продолжил отход от центра, который к тому моменту уже превратился в туристический кокон. В те дни центр был надежно защищен, а вся география борьбы расширилась на весь город, на его окраины, закоулки. Но и сами патрулирующие были не жителями центра, а «простыми львовянами». Мне было важно зафиксировать эту полифонию голосов, акцентов, суржика, мата. В некотором роде это филологическое исследование и объяснение в любви к жителям Львова.
Мне очень понравились двойственность самого изображения – с одной стороны оно совершенно отстраненное, с другой – пару раз мы видим и забавные ассоциативные кадры к звуку или словно маленькие видеокомментарии.
Как и в фильме «Мова і Світ», я хотел достичь неопределенности, оставить фильм свободным для проекций и мыслей зрителя. Хотя монтаж, это, конечно, мощный и даже авторитарный инструмент комментирования. Вроде бы это и сравнение двух пространств через год после событий. Но что он нам показывает? Вечное возвращение? Нет. Ничего не изменилось? Тоже нет. Изменилось все? И снова нет. Логика событий уносит нас вдаль, и мы не успеваем подумать о тех вещах, которые происходили еще совсем недавно. Зритель пропускает фильм через себя и видит его так, как пропустил через себя все события этого года, видит его изменчиво. В определенные моменты можно увидеть зазоры, в которых прошлое проваливается в настоящее и неким образом в будущее. Когда я снимал этот фильм, я не так много думал о Варте1, а скорее думал о войне: об апреле в Славянске, о марте в Донецке, о начале чего-то большего, чем все составляющие вместе взятые. О начале чего-то непонятного никому.
В первую очередь это фильм о панике. Паника может положить начало самоорганизации, но она с трудом может определить ее пределы. Паника и жажда справедливости рождают «своих» – для меня это центральный момент всего фильма. Еще со времен «Дорожного Контроля», автомобилисты казались главной гражданской и политической силой в стране. Силой очень индивидуалистической, но способной к мгновенной коллективной мобилизации. Автомобиль в Украине был чем-то сравнимым с американским Кольтом второй поправки к Конституции США.
Плюс ко всему, львовянам удалось сдержать «своих», и можно долго дискутировать, почему так получилось и насколько тонкой была грань. На Востоке это не удалось.
Что это за места, которые мы видим в кадре?
Вот так и выглядит Львов, если отойти от центра. Район Подзамче, который вроде на очереди по превращению в туристическую аттракцию, а пока еще место, где советская индустрия переварила довоенную, после чего погибла и сама. Район нового стадиона, где вообще пустыня и только автомобилисты разминают свои мышцы. Новый аэропорт, в котором снимать запрещено. Дорога на Шегыни, к польской границе. Поля за районом Санта-Барбара. Небо над Львовом, которое совсем не небо над Берлином… Некоторым кажется, что я намеренно показываю самую плохую часть Львова. Но именно этот забытый всеми underbelly не просто каким-то образом функционирует, но и дает многим роботу и жилье. В нем существуют странные атавизмы типа танкоремонтного завода, на котором сейчас волонтеры помогают восстанавливать технику. Если что-то и будоражит мое воображение, так это эти обширные и неизвестные пространства на грани исчезновения.
Весь сюжет в фильме строится через звук, через эти переговоры по рациям. Расскажи их историю. Сколько часов вообще длилась запись переговоров? Как ты работал с ней? Что было самым сложным?
У меня было 45 часов записей. Из них я нарезал четыре часа звука, из которого отобрал материал на один час. Хронологию сохранить не удалось, так как я попытался выстроить некий сюжет. При этом я очень следил за тем, чтобы не нарушить контекст – развитие всех основных ситуаций подано хронологически корректно.
В фильм не вместились некоторые важные моменты. Например, роль блокпостов, которые работали довольно эффективно и, по сути, были главным щитом города. Может сложиться впечатление, что Варта1 гонялась за призраками, но это не так – хватало и настоящих задержаний, даже если это и не были «титушки». Насколько я понял, оружие так и не выловили (имеется в виду оружие, похищенное со склада одной из воинских частей Львова, – прим. Cineticle), и оно осталось у людей. Для этой операции даже сформировали мини-бус с бывшими десантниками. Но в основном с функциями ГАИ Варта1 справилась, была даже попытка обличить офицеров во взятке, которая, впрочем, ничем не закончилась.
Момент с задержанием и спорами вокруг того, что делать с водителем «Кайена» – это настоящий блокбастер, создаваемый с помощью звука и нашего воображения. Это чем-то напоминает «Последний раз, когда я видел Макао», но выглядит куда реальнее и страшнее, потому что это то, что мы видели и переживали здесь в Украине и это и есть наша реальность. Чем для тебя самого является эта история в фильме?
Для меня это центральная история фильма, некий всеохватывающий комментарий на тему 2014 года в Украине. Самоорганизация может создавать удивительно эффективные структуры, но на определенном этапе им нужно взять власть в свои руки. Власть, правосудие, ответственность. И это очень сложный момент. По сути это тоже часть истории Майдана – мучительные длительные дискуссии про эффективность безлидерского протеста, которые в один момент оказались сломленные и силой и лидерами. Модератор, как единственная институция, опускается как deus ex machina, выстраивает иерархию и решает спор. Вернее не решает, а замораживает. «Завтра». Весь 2014 год – и есть это ЗАВТРА. Мы жили в будущем.
Последнее время я много думал об интернет-кино и интернет-режиссерах: о том, что сегодня в отличие от музыки в кино это считается чем-то не особо почитаемым. Однако ты сразу решил выложить фильм в интернет в открытый доступ, не пробуя отправлять его ни на какие фестивали или искать иные способы показов.
Я не вижу особой разницы между интернетом и фестивалем. Важно донести фильм до наибольшего круга людей. Фестиваль ограничивает циркуляцию кино, не говоря уже о продюсерах, компаниях и т.п. Лучший пример тому All Things Ablaze, который показали в Лейпциге и на нескольких других фестивалях, но в Украине его до сих пор так никто и не увидел (бесіда відбулася у лютому 2015 року, стрічка «All Things Ablaze / Усе палає» вийшла в український прокат 26 березня. – НСКУ). Я пират с многолетним стажем и считаю, что искусство должно быть доступным всем. Особенно, если мы имеем дело с активистским кино. Мне кажется, что фильмы про Майдан и войну должны существовать в форме листовок, какими были фильмы коллективов Newsreel и S.L.O.N. Поэтому это должны быть дешевые фильмы, снятые быстро и за свои деньги. В современном мире слишком редко говорят про экономическую составляющую искусства. Цифровая технология удешевила процесс съемки, но не устранила эксклюзивность фестивального кино, которое и дальше прячут. Интернет должен по-настоящему освободить кино.
Станіслав Бітюцький, Cineticle, 16 лютого 2015 року