Він не поспішав жити...
18.01.2017
Кінознавець, заступник голови НСКУ Сергій Тримбач про Володимира Юрійовича Дмитрієва (1940–2013).
18 января – день рождения Владимира Юрьевича Дмитриева – киноведа, историка, архивиста Божьей милостью. Грустно и светло...
Я знал его 20 лет, с 1993-го, когда впервые приехал в Белые Столбы, в Госфильмофонд. Узнал его легко, по фильму «Скорбное бесчувствие», где он снялся в небольшой, но весьма запоминающейся роли. Кстати, режиссер картины, Александр Сокуров, рассказал мне, что Дмитриев сам попросился на роль и сам же ее придумал. Вот так в цилиндре, загадочно мерцающий в полутьме деревьев...
Кино он знал досконально, о каждом фильме и режиссере говорил так, словно это были его близкие знакомые. А собственно они и были для него такими. Знал, к примеру, где лежит каждая из коробок с кинопленкой – в Госфильмофондовских хранилищах.
Кстати, он любил рассуждать на тему консервативности архивов. Однажды на фестивале «Белые Столбы» он – со сцены – начал говорить о том, что мы вот, архивисты, являемся людьми, не признающими все эти технические новинки, нам это в общем ни к чему. И вдруг на нем зазвенела одна «мобилка», а затем и вторая (а было это в годы, когда они еще не вошли в массовый обиход), Дмитриев начал судорожно похлопывать себя по карманам... Зал грохнул смеховой волной...
В нем жил дух противоречия, он не спешил жить, не спешил радоваться прогрессу, в коем подозревал всевозможные козни. И к новому кино присматривался с недоверчивым прищуром. Иногда приходилось слышать от него, что развитие мирового кино вообще остановилось в самом начале 1960-х, на французской Новой волне. Которую, кстати, любил и ценил – очень. Как и классическое американское кино.
Вот вскоре снова случится Берлин, кинофестиваль. Дмитриев много лет был неизменным участником Берлинале, внимательно всматриваясь в лик современного кино. Оно ему не нравилось, нередко активно. Частенько, в том же Берлине, он встречал меня после просмотра очередного фильма ироническим вопросом-возгласом: «Ну вот признайтесь, что посмотрели только что полное барахло!» Я соглашался, но далеко не всегда.
В последний свой берлинский приезд он тяжело заболел, попал в знаменитую больницу Шарите / Charite. Я пришел его проведать. В двухместной палате помирал (таким было впечатление) сосед В.Ю. по двухместной палате. На следующий день я пришел снова, приготовившись увидеть самое печальное зрелище… И вдруг увидел того самого соседа уже одетым, изготовившимся к прогулке. Он строго посмотрел на меня и неожиданно гаркнул: «Sprechen Sie Deutsch?» «Nein!» – испуганно промычал я в ответ. После чего немец вышел, еще раз презрительно взглянув на меня. «Владимир Юрьевич, – воскликнул я, – в этой Шарите мертвых на ноги ставят. А вас тем более…»
Его там и вправду оздоровили, он вернулся в Москву. Однако то было началом тяжелых трансформаций, приведших его к смерти. Как жаль!
В последние годы, с приходом Интернет-почты, мы переписывались практически ежедневно. Его многое печалило в том, что происходило в мире, в России прежде всего. Но ощущение такое, что наша переписка, наше общение продолжается, мысленно я обращаюсь к нему постоянно.
Да, он остается. Воспоминаний много, и множество общих друзей. С супругой Владимира Юрьевича, Татьяной Давыдовной, мы на связи – технический прогресс тому поспособствовал.
Помянем сегодня Владимира Дмитриева – славного и незабываемого человека!
Сергій Тримбач