2 роки без Миколи Мащенка
01.05.2015
Микола Мащенко помер в ніч з 1 на 2 травня... 2 роки тому. Щось тоді бурхало в природі, щось було не так. А він уже хворів, а старість таки доганяла. Старим він бути не хотів уперто. Завжди виглядав не по рокам, молодо. І він просто пішов...
Подаємо фрагмент зі статті Сергія Тримбача в журналі «Искусство кино» 2006 року.
Мащенко принадлежит к поколению шестидесятников, хотя постарше – он уже отметил 75-летие. Впрочем, вряд ли можно говорить о чем-либо юбилейном. С собственной историей он пребывает в игровых, почти карнавальных отношениях. Помнится, накануне его 70-летия явился к нему (как секретарь Союза «по исторической памяти»; такая у меня была должность), дабы посоветоваться о форме и содержании юбилейных мероприятий. Микола Павлович на какую-то секунду застыл от неожиданности, а затем быстренько вынул традиционную «пляшечку» хорошего коньяка. «А ну-ка, дорогенький, послухай… Ото я недавно ездил на родину, у Донбасс…» И дальше следовал длинный, веселый по исполнению и грустный по содержанию рассказ о том, как пришла его хрещена маты, двоюродные сестры и, услышав, что в Киеве собираются отмечать какую-то дурацкую цифру аж у семь десятков годков, категорически воспротивились такой бухгалтерии. Ибо действительности она никак не отвечала. Бо то такие времена были, шо до сих пор никто разобраться не может. Во всяком случае хрещена маты сообщила ценнейшие сведения о том, по какому маршруту несли младенца Миколу, как регистрировали, а там написали что-то не то, потому что грамота была та еще…
Напрасно пытался следить я за логикой рассказа. Главное, получалось, будто Мащенко накинули множество лет, бо на самом деле ему едва ли не в половину меньше. В соединении с коньяком картинка в моем сознании установилась, я едва не вскричал «Верю! Истинно верю я вам, дорогой мэтр!» И тут Микола Павлович, хитро улыбнувшись, изрек: «Ото ж бо, сынку, никакого юбилея не получается. Другим разом придешь – когда и вправду что-нибудь набежит».
Разговор происходил в кабинете генерального директора киностудии имени Александра Довженко, коим и был Мащенко (с конца 80-х, кстати, с некоторым перерывом, и до 2004 года). Все время входили и выходили люди. Каждого он привечал, каждого мне рекомендовал, если я был не в курсе. Иногда случался конфуз. Входит славная жиночка, Микола Павлович сходу начинает рассказывать о том, что это Марийка, лучшая из лучших, славнейшая и красивейшая. Героиня рассказа все больше смущается, однако прервать речь не может – поток слов подобен водопаду, все плотно, без брызг. Это вам не фонтан (его, как известно, заткнуть труда не составляет), это настоящее искусство, исток которого находится еще у древних греков (так когда-то объяснял мне Василь Земляк). Но наконец жиночка вставляет таки слово: «Микола Павлович, та я ж не Марийка – я Нина…» На секунду Мащенко умолкает, но тут же сразу невидимая пружина подбрасывает его вверх (таков визуальный эффект): «А-а, голубонько, та це ж я специально, шобы подывыться, як ты будешь реагировать. И шоб вин, – жест в мою сторону, – узнал, шо воно таке, режиссура. Бо вин критик, не знае…»
Да, Мащенко режиссер, тем, как говорится, и интересен. Но режиссер – он же директор по жизни, у англичан оно так и называется, director. Розумнии люды те англичане, аж страшно. Так что назначение Миколы Павловича в конце 80-х директором довженковской киностудии, на волне нарастающего патриотического воодушевления, было логичным. В этой роли он просто купался – жесты, речь излучали настоящее наслаждение тем подарком, который поднесла ему жизнь [...].
Мащенко сразу объявил программу действий. Во-первых, туалеты. Ну не может называться учреждение культурным, если переступая его порог сразу шибает в нос известным ароматом. Борьба пошла нешуточная, но все получилось не сразу. Следующим пунктом была украинизация киностудии. Оказалось, что на ней нет даже пишущих машинок с украиноязычным шрифтом. Вот, а до сих пор доказывают, что никто украинский язык не выталкивал на обочину, оно как-то само по себе получилось – трудящиеся пожелали. Далее производство фильмов – на отечественном культурном и историческом материале. И, конечно, кадры – нужно свистать наверх молодых. И они пошли: Сергей Маслобойщиков, Олесь Янчук, Андрий Дончик, Наталья Андрейченко… По поводу каждой их работы Мащенко выражал бурную радость. Накрывались столы, лился коньяк, Мащенко пьянел – не от алкоголя, нет, от того, что вот же он, талант, вошел в киношные двери и это он, Микола, способствовал родам… Есть в нем эта очень симпатичная и редкая в людях искусства черта – искренне радоваться чужому таланту.
Через несколько лет он покинул директорское кресло. Студия начала хиреть в силу известных печальных обстоятельств, постигших кинематограф в середине 90-х. Мащенко призвали снова. В жутких условиях раздрая он удерживал студийный челн на плаву. Особенно гордился тем, что не уволил ни одного человека. Правда, люди уходили сами – работы было все меньше, даже могучие связи и кипучая энергия пана Миколы не очень помогали. Людям он, кстати, верит, и даже слишком. Несколько раз был свидетелем того, как он подписывал документы, не вникая в их суть. «Видишь, – говорил наставительно, – людям надо верить. И меня не обманывают». Думаю, тут он ошибался. Иногда попросту попадал впросак, вычерчивая, к примеру, резолюцию «Підтримую цю святу справу!» на бумагах, не имеющих никакой святости. Ну, совершенно никакой. Но уж такой это был директор в эпоху разгрома, воровства и разграбления всего и вся [...].
Он всегда быв вхож в высокие кабинеты, его любили все власти. Настоящую известность принес ему некогда фильм «Комиссары». Тогда, в 70-м, режиссеру попортили немало крови, требуя новых и новых переделок. Причиной было то, что комиссары в картине (в далеком 21-м) уж очень сомневались в своей вере и в своем вожде, Владимире Ленине. Не все, конечно, но даже самый правоверный считал, что не худо бы снова пальнуть из «Авроры» и начать сначала. Все же картина вышла и получила признание – критики в первую очередь. С тех времен Мащенко начал обретать статус живого советского классика.
В том фильме замечательно играли актеры – Константин Степанков, Иван Миколайчук, Борислав Брондуков, Лариса Кадочникова, Михаил Голубович… Главный герой, Лобачов в исполнении Степанкова, – большевистский апостол, непоколебимо стоящий на точке зрения своего мессии, Ленина. Рядом – другой апостол, Громов (Миколайчук), колеблющийся, сомневающийся. Почти вероотступник. И за это Лобачов готов даже убить друга. Степанков играл едва ли не запредельный фанатизм веры… Они, шестидесятники, и вправду думали тогда, что дело в этом – что веру предали. Соскабливали с «комиссаров в пыльных шлемах» патину времени. Очищали иконостас. А теперь читается здесь и другое: как ужасны люди, ради веры в некие идеальные конструкции готовые убивать и жечь…
Нынче мы видим их снова, этих людей. И революция у нас произошла, и снова речи о вере в идеалы. Только как то они измельчали, сильно подорожав при этом в материальном измерении. За власть, за миллионные состояния они точно так же готовы убить, закатать в бетон. Время не делает людей лучше. А впрочем, нет – у Мащенко все же получается. Не все так думают, правда. Некоторые считают его циником. Но нет, не так. Просто ему удается всегда держать дистанцию – между собою и коллегами по работе, между собой и властью. При помощи игры в первую очередь. Его фамильярность, подчеркнутое радушие имеют границы. Он заставил себя уважать – и не только фильмами (напомню, что после «Комиссаров» последовали такие заметные работы, как «Иду к тебе», телесериалы «Как закалялась сталь», «Овод»…) Он вырос в сущности на Довженковской киностудии, в той во многом карнавальной среде, где тон задавался Сергеем Параджановым, Юрием Ильенко, Леонидом Осыкой, Иваном Миколайчуком… Языком общения здесь был именно язык карнавала – непрерывное скольжение по вертикали верх-низ, переодевание, социальные маски, игра в гения (Мащенко до сих пор оценивает фильмы по этой шкале). А иначе с ума сойдешь – и с этой властью, и с некоторыми украинскими кинематографистами, совершенно офигевшими в последние годы от безденежья, разрухи в умах и душах, отмены каких-либо критериев оценки...
Сергій Тримбач, «Искусство кино», 2006 рік